и обсуждать я это не намерена ни с кем, даже с самой собой. Хреново, но уже почти отпустило. Август собирает жатву так, словно я ему недодала за эти годы тонны, я в бешенстве, слезах и без сигарет разбираю бесконечный бардак вещей вокруг меня. Писать охота без запятых и точек. 22 было хреновым днём и ещё более паскудной ночью. Он мне теперь везде мерещится, а раньше не мерещился никто, чтобы не происходило.
Biтаю с Днем Незалежностi, але вже нiчого не хочу нi вiд кого, а те, чого бажаю, то вже вiд Бога, бо люди не сдiбни цього зробити.
Отрастила ногти и половину сломала, кожа на пятках облазит обновляясь, я словно змея, или виверна, а может даже василиск очищаюсь и щурусь в зеркало. Мне просто непонятно куда и как идти, а главное зачем.
Вкус к жизни волшебным образом утрачен, магия не будоражит кровь, всё тускло, собственное отраженье в голове и зеркале не совпадают не фига... Можно поставить себе задачей, чтобы совпали, забавно будет посмотреть на результат.
Лучше всего моё состояние описывает скучная пустота набитая ненужными предметами.
Ощущаю себя этими домами, что не прячутся, а остаются, а потом рисуются... Весь стих ценила только из фразы о Корьбьюзе и Люфтваффе, а оказалось, что отчётлив и отточен, почти что про меня... Настроение, когда я его читаю как раз моё - глухое и пустое, как шаги в тишине, почти неотвратимо.
Счастливо оставаться в августе! Надеюсь, что спелые плоды среди всего я тоже соберу! Хотелось бы, знаете ли...
Biтаю с Днем Незалежностi, але вже нiчого не хочу нi вiд кого, а те, чого бажаю, то вже вiд Бога, бо люди не сдiбни цього зробити.
Отрастила ногти и половину сломала, кожа на пятках облазит обновляясь, я словно змея, или виверна, а может даже василиск очищаюсь и щурусь в зеркало. Мне просто непонятно куда и как идти, а главное зачем.
Вкус к жизни волшебным образом утрачен, магия не будоражит кровь, всё тускло, собственное отраженье в голове и зеркале не совпадают не фига... Можно поставить себе задачей, чтобы совпали, забавно будет посмотреть на результат.
Лучше всего моё состояние описывает скучная пустота набитая ненужными предметами.
Ощущаю себя этими домами, что не прячутся, а остаются, а потом рисуются... Весь стих ценила только из фразы о Корьбьюзе и Люфтваффе, а оказалось, что отчётлив и отточен, почти что про меня... Настроение, когда я его читаю как раз моё - глухое и пустое, как шаги в тишине, почти неотвратимо.
Счастливо оставаться в августе! Надеюсь, что спелые плоды среди всего я тоже соберу! Хотелось бы, знаете ли...
РОТТЕРДАМСКИЙ ДНЕВНИК
I
Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда.
Раскрывши зонт, я поднимаю ворот.
Четыре дня они бомбили город,
и города не стало. Города
не люди и не прячутся в подъезде
во время ливня. Улицы, дома
не сходят в этих случаях с ума
и, падая, не призывают к мести.
II
Июльский полдень. Капает из вафли
на брючину. Хор детских голосов.
Вокруг — громады новых корпусов.
У Корбюзье то общее с Люфтваффе,
что оба потрудились от души
над переменой облика Европы.
Что позабудут в ярости циклопы,
то трезво завершат карандаши.
III
Как время ни целебно, но культя,
не видя средств отличия от цели,
саднит. И тем сильней — от панацеи.
Ночь. Три десятилетия спустя
мы пьем вино при крупных летних звездах
в квартире на двадцатом этаже —
на уровне, достигнутом уже
взлетевшими здесь некогда на воздух.
Июль 1973, Роттердам
Иосиф Бродский